Антон ВладимировичAugust morning. Река ещё сонно тянет тёплые слои, от поверхности поднимается легкий пар, в камышах шуршит линь. Я разворачиваю раскладушку-маркер, заброс делаю под самый пояс рдеста. Волна от свинцовой оливы расходится, словно круги на бронзовом щите. Воздух пахнет мятой и тиной — точный признак, что трава начала гнить и отдавать амуру долгожданный сладковатый кормовой шлейф.
Ловлю в протоке шириной двадцать пять метров. Глубина скачет от полутора до трёх. Дно чередует или песчаные ярки. Держусь ближе к границе, где мягкий покров сменяется чистой площадкой: крупная рыба там роется, не раня нежную губу о раковину дрейссены. Маркерное грузило показывает горку водорослей, похожую на небритый подбородок. Ставлю точку — фронт охоты готов.
Поведение амура
Когда вода держит двадцать три градуса, амур выходит на кормёжку три раза: рассвет, полдень, сумерки. К полудню взлетают стайки подросшего поденка, хищник отлеживается, а травоядный амур наоборот выходит на дорогу. Он резким ударом боковой линии сбивает молодые побеги элодеи, заглатывает их вместе с облаком мелкого зоопланктона. Через эхолот видно, как силуэты поднимаются, будто дирижабли в туман. Во время жора рыба идёт без страха, но малейший звон металла — и стая уходит, оставляя после себя только водоворот.
У амура развит циклорама — отражательный пигментный слой глаза. При ярком солнце линза слегка мутнеет, поэтому клюёт он лучше при лёгкой ряби, когда блеск воды рассеивается. Дневная точка приносит поклёвку уже через двадцать минут, если прикорм улёгся правильно.
Снасти и прикорм
Рыбачу бланками 3,9 м с тестом 3,5 lb, катушка — пятым размером, фрикцион калибрую по усилию две с половиной килограмма: такой запас тормозит первые броски, не ломая удилище. Шнур — 0,25 мультиколор, перед шок-лидером ставлю амортизатор «псафрон» (тонкая шёлковая нить, пропитанная смолой), он гасит рывок, когда рыба идёт на свечу. Монтаж — скользящий «гессенский узел», груз вылетает при зацепе за корч, снасть остаётся лёгкой.
Кормлю строго растительной смесью. Варю просо до стадии «трещинка», добавляю ферментированную кукурузу и рубленый пажитник. Через 36 часов банка начинает петь — сахарный газ выталкивает крышку, значит кислотность достигла 3,7 pH, любимый диапазон амура. Сухие хлопья крахмала связывают шлейф, корм облаком зависает между слоями. В насадку кладу три зёрнышка на волос, прокладывая силиконовой бусиной. Когда солнце в зените, переключаюсь на лист черемши, после короткого подвяливания он источает аромат, схожий с люцерной, который травоядный гигант чует на десятки метров.
Вываживание гиганта
Поклёвка амура в августе напоминает удар хлыста по ладони: сигнализатор визжит, шпуля кипит, как самовар. Мой приём один — палец ложится на борт катушки, бланк упирается в подбородок, угол — сорок пять. Торопиться губительно: рыба уходит вдоль растительности, режет плетёнку о стебли. Даю пятнадцать метров, потом подвожу к чистой воде, постепенно закрывая фрикцион. Когда на поверхности вспыхивает серебристый бок, открываю «слайсер» — квадратный подсачек с рамой из титана, плетёнка «капролин» не цепляет слизь. Важен короткий отдых рыбы прямо в подсачнике: молочная кислота выводится, жабры работают спокойнее. После быстрого взвешивания отпускаю амура, поддерживая его за хвостовой стебель, пока не почувствую мощный удар — знак, что гигант набрал силу и ушёл.
Август дарит щедрый лимонадный свет и тёплую воду, амур набирает вес, меняет гастрономические привычки и собирает уловы до двадцати двух килограммов, если ловец слышит дыхание реки и разговаривает с растениями так же уверенно, как с металлом снасти. Мой дневник за прошлый сезон показывает шестнадцать выходов травяного карпа: семь до обеда, девять на вечерней заре. Статистика простая, но без неё охота превращается в азартную прогулку. Записывая температуру, давление и рецепт прикорма, я понимаю логику этого специозного (прихотливого) великана. Ловля амура в августе всегда держит меня в форме — будто шахматная партия, где каждый ход отвечает за судьбу хрупкого равновесия между рыболовом и таинственной глубиной.