Антон ВладимировичПолдневная вода прогрета до двадцати четырёх градусов, прогрев сопровождается стратификацией. Верхний слой насыщён светом, однако растворённый кислород падает ниже 6 мг/л. Карась, от природы ленивый пловец, смещается ближе к силовым столом и перестаёт реагировать на поверхностную приманку. На маркере эхолота виден тонкий пикноклин — граница плотности, напоминающая стеклянную крышку: рыба не прорывает её без причины.
Жаркая толща
Ближний берег радует цветением рдеста и сальвинии. Растения выбрасывают кислород днём, а ночью поглощают его для дыхания, создавая оксибатную яму — участок, где растворённый газ падает до критической отметки. Утренние всплески, слышимые в зарослях, — это караси, набирающие воздух «глоточным сифоном» прямо у поверхности. В такой обстановке крючок с перловкой остаётся незамеченным: рыбе важнее вдох.
Приманка уступает мотылю хирономид — личинки выползают из ила именно в середине июня. Кормовая база меняется, и наживка растительного происхождения теряет привлекательность. В объёмном желудке карася преобладает красный детрит, что подтверждают мои вскрытия пойманных экземпляров. Звереющий судак поднимается из руслового корыта и давит карася на мелководье, заставляя стаю стоять без движения. Хищная угроза снижает жор сильнее любого перепада атмосферного столба.
Ночная передышка
Смена корма — не единственный рычаг. Лунная фаза середины июня выводит насекомых на поверхность. Карась ориентируется по вибрации крыла стрекозы и игнорирует статичный поплавок. Короткий всплеск, разнесённый лагофоном — чем-то вроде водяного эхолота, — даёт сигнал всей стае. Опытюный поплавочник, наблюдая за поверхностью, угадывает момент затишья ровно в час тридцать ночи, когда лунный диск уходит за кромку леса и рыба возвращается к донной кормёжке. На крючке тогда работает только смесь ила, куриного белка и анисовой эссенции.
Бледный ветер
Северо-восточный бриз, столь частый во второй декаде месяца, выдавливает тёплый слой на подветренный край водоёма. На наветренной стороне температурный градиент падает до восемнадцати градусов, что создаёт контраст между жаброй и окружающей средой. Карась прячется в центр зеркала, где вода стоит без движения. Рыбак же, оказавшись связанным береговой линией, не дотягивается до эпицентра скопления. Штекер, удлинённый до четырнадцати метров, решает проблему частично, однако звонкая оснастка будет рыбу ударом по плёнке, и клёв глохнет снова.
Слаженная тактика держит шанс на успех. Прибрежные заросли прорезаются острогой до окна диаметром метр. В это окно отправляется «бутерброд» из червя-полоскуна и порубленного опарыша с чесночной пудрой. Я забрасываю после вечерних часов крика чибиса: в этот момент судак сворачивает охоту, а карась, уставший от погони, подбирает белковый подарок. Поклёвка, похожая на щекотку, происходит не чаще двух-трёх раз за ночь, однако каждый трофей переваливает за семьсот граммов.
Гидрохимический итог прост. Середина июня нагружена пятью факторами: термическая стратификация, аэрационный маятник растительности, смена кормовой базы, прессинг хищника, ветровая перегонка. Пока они действуют одновременно, классическая ловля карася замирает. Я выхожу на берег, лишь когда ночная роса погасит кислородную яму, а строкатый ветер уляжется над зеркалом водохранилища. Тогда звенит колокольчик, и укротить серебряный бок выходит не наука, а поэзия снастей.