Антон ВладимировичВолжский рассвет встречает меня шуршанием тальников и тяжёлым вздохом речной глади. Туман поднимается парусом, скрывая лодку, пока эхолот ещё греется.
Давление 755 мм, северо-восточный бриз три метра, температурный разрыв вода-воздух около семи градусов. При таких цифрах плотва держится ближе к коряжнику, а клыкастый хозяин бровки уже сторожит уклейку.
Чтение течения
Течением на Волге управляет не один фактор: сброс ГЭС, подпор притоков, ветровое дрейфование. Смотровая точка на мысе выдаёт характерную шпаруху — длинную светлую полосу, где скорость струи прыгает почти до двух метров секунду. Вязкая обратка за ней создаёт кормовой стол для леща. Леска диаметром 0,14 в таких условиях вытягивается словно струна, использую плоский кормушечный груз тридцать грамм с низким центром масс, иначе снасть планирует в столбе.
При поверхностном дрейфе включаю технику «паровоз»: кормак без крыльев, поводок метр двадцать, крючок десятого номера по Owner, живая наживка — ручейник, собранный в заливной луговине. Шипастый судак берет не сразу, на первом такте поклёвка выражается лёгкой «резьбой» кончика, похожей на дрожь стрелки барометра.
Микроколебалки зимою
Под пледом Волга чинит сюрпризы. Стая берша стоит на границе солонца — подводного выходца минерализованного ключа. Флюорокарбоновый поводок 0,12 едва заметен. Использую микроколебалки земляничного оттенка с впаянным офсетником. При форсированном подъёме до стука по льду хищник реагирует резкой догонкой, почти шашечной.
Общепринятый термин «пожарка» (резкий перевал течения) заставляет поставить «бессмертную» мормышку-каплюс веса 0,35 г. Ртутное пятно на подпрессовке блесны повышает видимость в мутной воде, насыщенной илом.
Маскировка запаха
Донская смальца не беру: жирный след настораживает осторожного сазана. Аромасмесь готовится прямо на борту: дроблёный жмых, щепоть кагора, натёртые корни аира. При сжатии кормового шара ладони слегка припорашиваю глиной с мелким кварцем — такой «тальк» исключает посторонний аромат эпоксидки от мотовила.
При ловле верхового судака полощу приманки в отваре полыни. Горький тон подавляет запах силикона, и клыки бойца остаются чистыми, без слизи — значит снасть прошла экзамен.
С катафотом на квивертипе идёт ночная вахта. Дозирую свет — использую капсулу луминофора, подкрашенную марганцем, вместо магазинных светлячков с избытком фосфора, пугающего жереха.
Утренняя смена сопровождается «зеркалом» — минутами штиля, когда поверхность ровная словно витраж. В такие мгновения применяю лайтовый кастинговый комплект: мультипликатор с передаткой 5,5, бланк xFast, шнур #0,6 по японской таблице. Бросок приманки «шайба» длиной 5,5 см ложится траекторией параболы без шлепка.
Голос чаек служит эхолотом эпохи Платона. Почерк крика меняется, когда стая уклейки прижимается к кромке свала. Я наблюдаю рисунок воздушных волн, высчитывая угол заброса. Плоскость воды — операционная, где скальпель снасти ложится в шов.
При глубинах свыше шести метров пользуюсь узлом FG без лишней петли, переход шнура в поводок не цепляет кольца на вываживании.
Судаковый плавник бифурциируется — признак подсказывает возраст рыбины и её «политическую» роль в стае. Старший экзекутормаляр берет вертикально: удар в кисть ощущается статическим током.
При поимке трофея применяю багор с бехтеревой зацепкой: скоба с подпружиненной насечкой не рвёт ткань плавника, рыба сохраняет товарный вид.
Финальную фазу завершаю куканом из паракорда. В жару стряхиваю рыбе слизь отстоявшейся водой, охолонённой льдом из сухой химии — ловушка для разложения бактерий.
На лагере у обрыва ставлю уху «тройной закладки»: сначала голова, затем хребет, после пяти минут филе. Лавровый лист заменяю зверобоем, вкус принимает терпкий янтарный оттенок, подчёркивающий речную минеральность.
Подытоживая, скажу: Волга награждает терпеливых. Тишина между забросами оттачивает слух, а каждый карась, шкворчащий на вертеле, напоминает симфонию Шестаковича — строгую, опьяняющую и бесконечную.