Антон ВладимировичС середины июня я отрываюсь от лабораторных микроскопов и ухожу к воде: полосатый хищник набирает жаркий аппетит. Утренний туман подсвечивает тальвеги, белая чайка метит первый коридор кормёжки. В такие минуты задача одна — успеть прочитать поверхность, каждая рябь рассказывает о нижних ярусах, будто стихи на языке глиссад.
Втягиваюсь в ритм: шаг-макушатник, шаг — измеритель температуры. Дышу запахом иловых пузырей, слушаю «бульканье» краснопёрки. Пока солнце низко, окунь держится у кленовых корней, затем уходит в полуденную полосу колоний мшанок.
Температура и кислород
Термоклин в июле строит двухслойный пирог. Верхние два-три метра прогреваются до +24 °C, ниже граница 18 °C. Окунь реагирует на разницу мгновенно: утром барражирует в зоне прогрева, час-полтора спустя спускается к стылой прослойке. Я проверяю газовый состав портативным оксиметром, ловлю цифру 7,3 мг/л — рубеж комфортного питания. При 5 мг/л полосатик клюёт, будто из вежливости, при 8 мг/л атакует жадно.
Катабатический ветер, возникающий при ночном выхолаживании склонов, нежно перемешивает слои и поднимает зоопланктон, именно тогда окуневая стая раскрывается в эхолоте, как инверсионный след.
Выбор участка
Для летней сессии предпочитаю рельеф, напоминающий перевёрнутый амфитеатр: ступенчатый свал к руслу, перегруженный пнями и обрывками тростника. Водоём с клинкерной лодки читать удобнее — каждая доска с нахлёстом глушит волну и не пугает рыбу. Сначала прохожу электрическим мотором вдоль линии сорокапятиградусного спуска, отмечаю эхолотом столики твёрдого грунта. На глубине 3,8–4,2 м ставлю якорь-кошку и раразворачиваюсь кормой к ветру, чтобы удержать лодку силой парусности.
Иногда выбираю «теневой карман» — угол между берёзовым мысом и песчаной косой. Там вода чуть прохладнее благодаря нисходящему притоку, а в полдень появляется перелив светотени. Полосатик ценит такие смены яркости, ведь контраст даёт ему прицел.
Снасти без шумов
Днём использую разнесённую оснастку «чебу-скват» (чебурашка + скатное грузило). При забросе груз уходит ниже поводка, тем самым сводит к нулю акустический фон. Спиннинг — быстрый, 1–8 г, шнур диаметром 0,06 мм, флюорокарбоновый лидер 0,18 мм. На конце — виброхвост с запахом креветки, пропитываю его гидролизатом гаммаруса для усиления шлейфа. После трёх резких подбросов делаю пятиметровую протяжку, подвисание приманке дарит гидродинамическую остановку — в этот миг окунь всасывает виброхвост без промаха.
Вечером перехожу на поппер «голмаскер»: короткая чирка носиком, плёнка воды взметает низкий фонтанчик — при таком звуке стая поднимается в поверхность. Чтобы спровоцировать пассивную рыбу, вставляю перед пропеллером мягкий «кук» — цилиндр из пенополиуретана, замедляющий всплытие.
Подсечка короткая, рука не выводит бланк выше девяноста градусов. Костяные губы окуня тонки, лишний рычаг рвёт ткань. Для выпуска беру длинногубцы с узким «языком» — меньше травмы, быстрее возвращаю хищника в строй.
Пока жар идёт волнами, соблюдаю термопаузу: перед взвешиванием окуня держу его в садке под напором свежей воды. Синьор «перчаточный» термометр подсказывает, когда стрелка опускается до +20 °C — лучший момент для быстрой фото-сессии.
Погодный фронт отслеживаю барометром: давление падает на четыре миллиметра — стая рассеивается. Тогда ухожу к закидушке с навозным опарышем, пока спиннинг отдыхает. Опускаю наживку ближе к грунту, ловлю одиночек, каждая поклёвка звучит своим космическим сигналом.
К вечеру, когда первые звёзды дразнят воду серебром, полосатик снова собирается в стаю. Летний день складывается, словно складной нож, и я провожаю его шёпотом плеска, уже мечтая о рассвете.