Тонкий лёд, надёжная тактика

Я выхожу на первый лёд только после пяти дней устойчивых минусовых ночей. При входе всегда ставлю первый шаг на береговом выступе, отбрасывая снег багориком — коротким штыком для зондирования. Гулкий треск, похожий на хруст старого стекла, заставляет меня переложить вес на заднюю ногу и искать другой путь. Матовое пятно, где под снегом клокочет родниковый выход, слышно по тихому бульканью — туда не ступаю ни сантиметра.

Лёд и акустика

Толщина для одиночного рыболова — ладонь взрослого мужчины. Измеряю её пешней: два резких удара, острие должно пройти не глубже половины. Звуковая палитра под ногами подсказывает прочность: высокий звон похож на колокольчик — лёд крупнозернистый, тогда я двигаюсь диагонально к берегу, глухой удар напоминает обух топора — структура стекловидная, даёт трещины звездой.

Выходы родников

Синие пятна на белом полотне скрывают тонкую корку. Я оставляю там вешки — прутья ивняка с яркой лентой. Междурядье вешек — три метра, так легче ориентироваться при поземке. Расстояние между рыболовами держу шестью обычными шагами: мой бур диаметром 130 мм образует отверстие-капкан, поэтому запас страхует от случайного провала соседа.

Снаряжение минимального риска

Одежда — принцип «капуста без хлопка». На тело надеваю шерстяную блузу вафельного плетения, поверх — софтшелл, затем мембранные штаны. Карман на груди держит спасалку: две рукоятки с шипами, соединённые паракордом. При падении в полынью я втыкаю их в кромку и вытаскиваю тело, работая ногами, словно тюлень. Верёвка 15 м с петлёй на карабине лежит кольцами в сумке-скауте. Кончик фиксирую резинкой, он выходитдит первым, исключая узловатую «бороду».

Бурение лунок выполняю по схеме шахматного поля — каждая новая точка смещена диагональю, чтобы не создавать ослабленную линию. После пятнадцати дыр ставлю паузу на термос и минутный осмотр: лён прядей трещин показывает, где пора отойти. Пятно растрескавшегося сиреневого льда выглядит как цветная морская звезда — признак метанового пузыря, тяжесть там не держу.

Тактика на льду

Двигаясь вдоль руслового свала, я проверяю каждый метр багориком. Удар, звон, шаг. Расстояние до кромки промоины определяю «эхом»: звук шага возвращается быстрее над пустотой. При подходе к незнакомым рыбакам сначала обхожу их дугой, не сбивая акустический рисунок льда. Если кто-то провалился, бросаю верёвку, ложась животом, распределяя вес, как ласты моржа. Команда голосом «держись» короче любых пояснений.

После извлечения промокшего человека снимаю с него перчатки, надеваю запасные пуховые рукавицы из своего сухого пакета давая человеку глоток горячего бульона из котелка-термоса. Очаг тепла в организме сбивает дрожь лучше спирта. Дальше — двусторонний спас-коврик, расстеленный на санях-волокушах, и пешая эвакуация по прямой к береговой балке.

Покидая лёд, я закрываю лунки снежной пробкой, чтобы оттепель не превратила их в череду ловушек. Последний взгляд — зона промоин, где пар клубится, словно дыхание озера. Тень длинная, солнце садится, значит, пора превращать опыт в память, а память — в новую осторожность.