Антон ВладимировичСентябрь в тайге звучит гулким баритоном лосей. Лес оживает, когда первый бык поднимает голос. Я встречал подобную картину десятки сезонов подряд и всякий раз ощущаю, словно стою на стыке эпох: первобытное соседствует с высокоточным оптико-баллистическим арсеналом.
Рёв и маршруты
Брачный зов длится от двух до трёх недель. Самцы передвигаются по прежним соляным точкам, морям и кочкарникам, оставляя цепочки из овальных отпечатков размером с ладонь. Среди опытных звероловых распространён термин «клеёнка» — дорожка из блестящей слюны на брусничнике, она выдаёт свежего быка даже ночью. Животное движется против ветра, пытаясь обойти соперников и собрать гарем. Зная рельеф, я выстраиваю маршрут перехвата вдоль водоразделов, где звук тянется дальше.
Манок: диалектика звука
Самодельный манок из коры и пихтового тальника выдаёт густой тембр, однако в ветреную погоду я беру берестяную трубку — пластина шириной два пальца, свёрнутая в остроконечный конус. Принцип прост: лёгкая вибрация краёв рождает обертон, который человеческое ухо едва различает, а бык воспринимает как вызов. Вечером звук запускаю на последнем пологе светла, ночью — минутой короче, чтобы не выдать точку. Паузы между гудками держу по 20-30 секунд: так самец не успевает сбить направление. Если ответный рев слышен справа, я смещаюсь полукругом влево, используя «скуф» — моховой валик под ногами, снижающий хруст.
Иногда бык хранит молчание, приближаясь бесшумно. Для такой ситуации вступает приём «лафетный крик» — короткий, словно сорванный, возглас коровы. Он разрывает тишину, заставляя зверя раскрыться. Прицел смещаю на предполагаемый выход, держу стрелу на тетиве или патрон в патроннике, безопасник снят лишь в последние секунды.
Чтение следовой книги
Утренний обход троп дополняет картину ночных событий. Тёплый испарённый след влажнее, чем окружение, и пахнет йодистым мускусом. Сноровка приходит со временем: различить давность помогает метод «хозоблучка» — ладонь держат над отпечатком на высоте кулака, если струя пара ощущается, след младше часа. Помимо оттисков копыт ценю «забровку» — ободранные ветки ольхи на высоте метр шестьдесят: так фиксирую рога индивидуала, определяю примерный возраст.
При отсутствии четкой тропы наблюдаю за воронкой тока воздуха. Кусты багульника покачиваются лишь при лёгком движении массы газа, невидимом глазу. Этот приём подсказал старый эвенкий Паника — сын шамана, говоривший, что лес разговаривает кивками листьев.
Финальный выстрел совершает реминисценцию древней дуэли. Зверь падает, и по спине прокатывается холодная струна, словно лес ставит точку. Быстро разделывают тушу, пока мышцы сохраняют эластичность, выношу сердце, подвешиваю четверти на коренном суку, чтобы остудить. Охота завершена, но каждая вновь вписывает в личный календарь столько же знаний, сколько и утренних звезд над марью.