Антон ВладимировичЛюбой тёмный октябрьский вечер я воспринимаю как приглашение к диалогу с налимом. Пока опадают первые берёзовые серёжки, я спускаю лодку на нижний плёс, откуда струя несёт запах сырого ила. Хищник выходит из глубоких камер, чтобы пробовать живца, и эта недолгая пауза между листопадом и заморозками приносит самые увесистые трофеи.
Где искать
Тёплыми сутками рыба безразлична к наживке, зато ночью ищет воду с минимальной турбуленцией. Поэтому я расставляю донки вдоль кромки обратки, где глубина плавно растёт с трёх до пяти метров. Точка, рождающая «седло» на эхолотах, с резонансом около четырёх килогерц, даёт устойчивый отклик — характерный горб с вкраплениями пассивных целей. Жилая яма, соединённая узким желобом с основным руслом, подкармливает хищника свежими верхоплавками.
Ещё одна ключевая зона — подмытая бровка у крутого берега с ракушечником. Оттуда до центральной струи около двадцати метров, хватит для пассивной стоянки. Налим обожает густой запах ракушки, сочетая его с дребезжанием небольших камней.
Снасти и оснастка
Использую стационарную донку-жерлицу с хлыстом длиной 90 см и тестом 200 г. Комель из армированного стеклотекстолита гасит рывок, вершинник из E-glass чувствителен к дуновению течения. Катушка мультипликаторная, передатка 5,1:1, плетёнка восьми жил 0,22 мм. Поводок – флюорокарбон 0,45 мм, анкерный груз «бармин» 120 г с четырьмя лапками: они впиваются в ил, исключая снос.
На крючке № 2/0 живец — ёрш либо подъязик, обколотый «анабионом» (настой сушёных личинок стрекозы, пахнет болотом, вызывает агрессию). Перед забросом ввожу скользящий стукач из бронзы: цветцилиндр 15 г, который при касании дна издаёт звон, похожий на хруст моллюсков.
Удилище ставлю в ледяную подставку из кизиловых рогулек, шнур слегка ослабляю, на вершинку вешаю фосфорную бусину. При поклёвке бусина исчезает, а на звенящий тормоз откликается хрип рыбы — звук, сравнимый с дребезгом кузнечного меха.
Проводка и подсечка
Поклёвка налима — тяжёлое тянущее движение без паники. Считаю до пяти и отправляю энергичный взмах до упора спинного плавника в ладони. Крючок входит в костистое поднёбье, после чего рыба сдаётся, будто отряхивая сонную пыль прогнивших коряг. Вываживание недолгое: удилище держу под углом сорок пять градусов, играю катушкой, не давая шнуру провисать.
Если вода мутнеет, добавляю к наживке шар пищевой крови, запаянный в медицинский обрез катетера: при проколе выходит ароматическая струя, усиливающая след. Такой приём зародился на Енисее, где рыбак-эвенк называл устройство «шолдзян» — «кровавый язык».
Мерзлый берег под утро сворачивает снасти лучше любого будильника. Кладу налима брюхом на влажную тресту, освобождаю крючок хирургическими клещами «москит», затем тут же ввожу в рану каплю бромногутора. Этот антисептик убирает лишний запах, сохраняет мясо до дома.
Для трофеев свыше двух килограммов вожу матерчатый куланак из двунитки: голова рыбы продевается через петлю, хвост свободен, кровь стекает, не портя вкус. Такой способ хранения пришёл из старообрядческих артелей на Печоре.
Октябрьская охота на налима держит меня в тонусе подобно ночному походному кофе. Шуршащая под ногами галька, внезапный рев ветра под луной и отмеренный хруст морды хищниканика в руках дарят совершенство, за которым я возвращаюсь каждый следующий сезон.