Антон ВладимировичСнаряжая лодку на рассвете, я ловлю себя на мысли: гладь реки обманчиво похожа на открытку. Опыт напоминает: сама идея рыбалки таит угрозы, о которых новичок редко задумывaется. Список длинный, а недооценка заканчивается ушибом, воспалением или трагедией.
Скрытые течения
Под берегом временами скрывается обратный поток, гидролат, способный затянуть под корягу даже крепкого пловца. Поверхность спокойна, а под ней — турбулентный кипяток. Сигнал — пузырьки, бегущие хаотическими спиралями. Я держу спасжилет на себе даже при перекате глубиной по колено. На плёсе, где дно уходит ступенью, плотность воды внезапно меняется, и ступор мышц настигает за считанные секунды.
Микробы и паразиты
Тёплая заводь благоприятна для лептоспир: спиралевидная бактерия проникает через микротрещины кожи. Бычок, плотва, язь служат промежуточными хозяевами описторха, личинка прячется в мускуле, а любимая уха не всегда прогревается равномерно. Я увожу котелок с огня лишь после бурления не менее десяти минут. Отдельная угроза — аэромоноз: ранка, залитая речной водой, нарывает за ночь, превращая палец в багровый барабан.
Травмы снастями
Достаточно одного зевка, и крючок-тигр липнет к ладони. Зазубрина препятствует извлечению ровным движением, ткань рвётся. Я ношу в жилете кусачки, перекусывают жалo и вывожу цевьё обратным ходом. Поводок из металлической струны собирает статический заряд, искрит при грозе: спиннинг становится молниеприёмником. Карбоновая рукоять проводит ток подобно антенне, ожог остается глубоким, с мраморной каймой. Бюгель катушки, сорвавшийся при забросе, рассекает бровь не хуже скальпеляпеля — каска-бейсболка смягчает удар.
Перепады погоды приносят целый букет рисков. Град величиной с лесной орех отбивает чувствительность пальцев, шок мешает жать весла, лодка дрейфует к камышам. При штиле ультрафиолет прожигает кожу: через три часа пигмент исчезает, остаётся бурый отёк. Внезапный туман к утру заглатывает ориентиры, и GPS перестаёт видеть спутники под отвесным кряжем, хвост преследующих лодок слышен, а силуэты растворяются в молоке.
Берег хранит сюрпризы звериного мира. На севере бурый медведь ранним утром выходит на перекат, подбирая сонных хариусов. Запах жарящейся рыбы действует как вертушка на щуку — животное ускоряется, сокращая дистанцию. Свист петарды иногда останавливает косолапого, однако порох на сырых спичках отсыревает, фальшфейер тухнет. В низовьях Дона мусорные ямы привлекают кабанов, вспугнутая свинья разгоняется до пятидесяти километров в час, ломая кусты, лодки и ключицы.
Химические ловушки встречаются реже, зато действуют коварно. Фосфорилированные пестициды стекают с полей: отравленный карась выглядит здоровым, пока не начнётся готовка. Сине-зелёные водоросли выделяют микро кисти, после глотка такой воды печень откликается желтушной вспышкой. Я беру экскурсионный универсальный тест-полоски: четыре капли на реактив — и цветовая шкала показывает превышение меди или кадмия.
Долгая сессия на воде изматывает, и зрение начинает «тонуть». Мерцающее зеркало вызывает кинетоз — иллюзорное ощущение, будто катер ещё движется. Человек делает неверный шаг, голова тяжелеет, вертикаль теряется. За пятнадцать минут до сумерек я открываю термос с чабрецомом — аромат формирует якорь внимания, возвращает стабильность вестибулярному аппарату.
Вечернее пламя костра радует глаз, однако угарный газ бесцветен. В палатке без притока воздуха уровень CO поднимается, и сон превращается в литургию. Грамм активированного угля в походной печурке поглощает часть токсина, но щель у вершины тамбура — надёжнее.
Финал прост: рыбалка — праздник, требующий трезвого расчёта. Осмотрительность, знание гидрологии, гигиена, адекватная экипировка и чутьё на погоду превращают риск в управляемый фактор, оставляя удовольствие нетронутым.