Антон ВладимировичСобирался на Верхнюю Шемаху налегке: спиннинг с карбоновым бланком 7’2», катушка с передаткой 6,2:1, джиг-головки 22 г, гидрофобный рюкзак и котелок. Лёгкий туман над протокой шептал о судаке.
Ночной выезд
Стартовал в два. Двигатель «Ямахи» урчал лениво, вода шлифовала киль, звёзды висели низко. До коряжника добрался за час. Эхолот рисовал террасу русла, ступени шли от 4 до 9 м. Бросил якорь-кошку, установил флюрокарбоновый поводок диаметром 0,33.
Первый заброс попал точно в бровку. Ступенчатая проводка, удар — мимо. Третий двиг завёл приманку под коряжник, вершинка дрогнула, и катушка запела. Судак на два с половиной килограмма ушёл на кукан. Штормовой фронт тем временем поднимался с запада: дальнее небо окрасилось стальным.
Прибор «Sky-Temp» показал падение давления на 5 мм за пятнадцать минут. Такую динамику называют «тихоходный барботаж»: верхний слой воды насыщается пузырьками, рыба поднимается выше обычного горизонта поиска. Решил перейти к воблерам-минноу с глубоким плавающим носом, цвет «электрик перч».
Внезапный гость
Грохот грянул без предупреждения. Ветер лёг на воду, сложив волны в острые пластины. Небо вспорола фиолетовая молния — будто кто-то разрезал холст. В этот момент спиннинг согнулся дугой, будто зацепился за подводный трос. Фрикцион трещал так, что казалось, графит начнёт пылать.
Трофеем оказался не хищник. Леска увела снасть под днище чего-то металлического. Всплыл фрагмент клёпаного борта, обросший мшанкой. Явный довоенный клепаный корпус — предположительно баржа «Исмарагд», потонувшая ещё при разгрузке военного лома. Вода кипела, дождь впечатываетсяал иглы в лицо. Пришлось резать плетёнку, чтобы не потерять баланс.
Товарищ Костя, шедший на «Ротане» позади, вошёл в волну неудачно. Перекат махнул лодку через борт, Костя ушёл под настил. Спастика случается, когда мышцы каменеют от холодного душа. Под грозой ни о какой моторной тяге речи не идёт. Выбросил леер-спаску — верёвочный пояс с поплавками из пенопропилена. Сухой костюм у него отсутствовал, гипотермия подступала быстро.
Втащил товарища, загрузил в палубную нишу. Накинул термоплёнку «SOL-R75»: алюминиевый слой отражает до 97 % теплового излучения тела. Одновременно установил шпринг-штаг, чтобы нос шёл под тридцать градусов к волне — иначе наступил бы бортовой залив.
Гром гудел, как соседний карьер. Волны впечатывались в борт, но режущий силуэт лодки позволил удержать курс. Через двадцать минут фронт ушёл. Вода вдруг притихла, будто гроза забрала дыхание реки.
Возвращение
Костя дрожал, но жизнь проклюнулась. Пришлось заряжать его глюкозой из пайки «Экстрим-500». Прибор «BioLite» показал +35 °С в области груди — критический минимум миновал. На душе стало теплее, чем от чая из котелка.
К рассвету небо пролилось киноварью. В отливающем пурпуре всплыла сеть белгородских браконьеров, оборванная штормом. Срезал полотнище ножом «Мора Robust», освободил живую скорее-бы. В ловушке бился толстолобик, окрашенный водорослями почти в изумруд. Вернул рыбу в свободу — широкий плавник мелькнул, словно автограф благодарности.
На кукане болтался единственный судак. Однако ночной выход подарил куда важнейший трофей: уверенность, что грамотная подготовка и холодная голова даже шторм превращают в рассказ, а не в хронику бедствий. Гроза ушла, как дирижёр, бросивший палочку после финального аккорда. Вода вновь дышала лентообразными бурунами, словно вспоминала суматоху.
Бросил последний взгляд на марево над протокой. Там, где эхолот показал баржу, кружила чайка-хохотунья. Похоже, клепаный корпус снова шёл на дно, бережно храня очередную тайну. Я же гнал мотор, ощущая, как свежий ветер сушит лицо и выносит воспоминания вперёд, к новой рыбалке, где каждый заброс заводит историю глубже лёгкого свиста лески.