Антон ВладимировичПервый ледяной скрадок встаёт у меня всегда в октябре, сразу после того, как ночь полностью выгрызает травяную влагу. Гусь идёт плотной лентой на высоте сорока этажей, звук сверкает стробоскопом гортанного гула. Подобная высота даёт стае комфорт над хищником, но оставляет охотнику шанс единственным инструментом — хитростью.
Разведка и прогноз
Осенний маршрут гуся диктуют ветровые ворота. Я держу при себе карманный анемометр и старый барометр с латунной чашей: давление падает — стая торопится, растёт — задержка гарантирована. Фактор луны недооценивать нельзя: при ярком серпе птица пикирует ближе к полуночи, при темном диске садится поздним утром. К ключевым участкам я прихожу за двое суток, выискиваю потравленную лужайку, штудирую свежий помёт — зеленоватый оттенок сигнализирует о кормёжке на озимях, тёмный с бахромой шелухи выдаёт отдых на кукурузном поле.
Расстановка чучел
Отлаженная картина на грунте заманивает осторожного белолобого надёжнее самого сочного зерна. Держу при себе двадцать шесть слипер-силуэтов (чучело с полусогнутой шеей) весом не выше ста граммов каждый. В безветрие выкладываю их буквой «J»: длинная ножка коридора направлена против основной струи миграции, крючок закрывает дальний полукруг. При порывах свыше пяти метров в секунду форма меняется на расслоённый овал — периферия прикрывает внутренние ряды от качки. В центре оставляю «прогал» диаметром пять метров, куда ляжет выстрел.
Скрадок собираю из стеариновых тентов, натёртых грязью, и свежих кочек пырея. Вырвав пыльцовые колоски, придаю поверхности матовый оттенок — блик пугает крыло сильнее выстрела. Голову закрывает маска-балаклава цвета mire, изготовленная из шерстяной сетки, влага не прихватывает её к коже даже при минусовых значениях.
Манок беру акриловый, с двойной язычковой доской. Под нижним языком ставлю микродистанционер из оленей жилы — гармоника приобретает грубый скрип, близкий к осеннему гоготу самки. Звук отдаю трёхтактовым циклом: длинный разведочный клёнк, короткий пересвист и штрих-финал «ку-ку-ку». На третьем сигнале рука слегка приспускает манок, уходя в ладонь, — появившаяся полость имитирует реверберацию кромки болота. При встречном ветре приходится работать тише, на боковом — громче только начальный клёнк.
Паузы решают исход. Даю птице пройти половину дуги, после чего сигналы замирают. Тишина рисует ложный комфорт стае. Птицы сгущаются, выходят на прогал, крыло замедляется до пяти взмахов в секунду — именно тогда взгляд переходит в прицел.
Выстрел и баллистика
Камера своего полуавтомата я заряжаю патроном 12/76, навеска 42 грамма дроби №2. Порох «Сокол» стабилизируется замедлителем «Маркированный 321»: горение растягивается, отдача уходит на плечо мягким толчком. Дистанция — тридцать пять шагов, угол подъёма — не выше пятнадцати градусов. Перед спуском дыхание глушу пятилучевым циклом «4-2-4»: четыре удара сердца вдох, два удара задержка, четыре выдох. Прицел скользит по шее крайней особи, выстрел входит на границе второй шеренги, чтобы осколочный веер не ранил соседних гусей.
После удачного дуплета выпускаю спаниеля. Собака работает по японскому стилю «суи-гоми» — сначала взятие по следу, затем молчаливое короткое пронесение добычи. Такой аалгоритм исключает лишний шум. Трофей быстро охлаждается в примёрзшем кармане рюкзака, мясо остаётся стекловидным, волокно не забродит.
Отстрел строго лимитирую: три птицы дают полноценное угощение семье, а миграционный поток не проседает. Старая охотничья заповедь звучит лаконично — бери ровно столько, сколько способен съесть.
Осенний фронт уходит, ледостав скроет луга, и лишь поблёскивают на ветру забытые гусиные перья. Они напоминают о хрустящих рассветах, где хитрость и тактика встречаются с точным выстрелом.