Антон ВладимировичРанним мартом северные отмели освобождаются от льда, влажный ветер приносит запах талых трав. Я достаю лёгкий маховый шест длиной пять метров, ставлю свежую леску 0,1 мм поверх флуоркарбонового подлеска, подбираю поплавок-«иглу» с грузом полтора грамма.
В коробке лежит коллекция мормышек, где свинцовые «капли» соседствуют с вольфрамовыми пельтерами. На крючок традиционно сажаю мотыля, предварительно ароматизируя его каплей кумаха — смолы вьетнамской амбулии, дающей пряный оттенок, сродный кориандру.
Первый выход к воде подтверждает прогноз: плотва держится над илом на границе прозрачного пятна, формируя редкий кильватер — полоску возмущённой поверхности, выдающую кормёжку у дна. Я фиксирую направление, приседаю, чтобы уменьшить силу конуса видимости рыбы.
Последний лёд
Когда ночь стягивает залив хрупкой коркой, перехожу на короткую удильник-«балалайку». Лунка диаметром сорок пять миллиметров выдаёт едва слышный скрип, сопоставимый с трением стекла. Сигнализатором служит кивок из лавсана, сдвинутый под углом тридцать градусов. Плотва берёт плавно, поэтому подсечка напоминает раскрутку шёлковой нити — без рывка, с постепенным подъемом.
Ближе к полудню включается «грюндиг» — вертикальное переедание кислорода рыбой, описанное ещё Ильневским. Клев сменяет фазу, и полезно замедлить игру мормышкой, удерживая её в одной точке.
Течения и столы
По открытой воде ищу кормовые столы — плоские участки руслового свала, где мель течения смывает органические хлопья. Эхолот показывает разреженные дуги на высоте двадцати сантиметров от дна, что сигнализирует о стоящем стаде. Закрепляюточку, бросая маркерный груз и считывая длину шнура по клипсе.
Скорость потока оцениваю по дрейфу пузырей: при значении свыше двадцати сантиметров в секунду аромат тяжёлой прикормки работает лучше. Использую смесь панировочного сухаря, сухого мотыля и добавляю щепоть гусматина — растворимого белка, формирующего облако.
Тактика прикормки
Шары размером с грейпфрут забрасываю веером. Первые два плотные, без добавок, задача — сформировать дорожку мути. Следующие плоды рассыпаются уже на подъёме, создавая клуб разноцветной пыли. Плотва реагирует через минуту: поплавок теряет вертикаль, ложится, и я вывожу серебристый блин, скользящий, словно жетон под кожей моря.
При желании удержать стаю дольше применяю фату — тонкий слой верховой прикормки, распределённый поверх базового пятна. Термин пришёл из латинского «fatum» — вуаль. Вуаль подкармливания даёт микрочастицы, заставляющие рыбу пастись меховым гребнем.
Солнце опускается, звенящий холод стягивает кольца льдами. Я фиксирую последнюю поклёвку, возвращаю рыбу в воду, оставляя после себя лишь круги и запах жжёного мотыля. Весенний дневник пополнен очередной главой.