Рассвет пах гладью талой воды. Я уже на кромке глубокой бровки, где эхолот рисует сполохи — полосы эхосигналов судачьих стаек. Май, когда река прогревается до 8-12 °C, клыкастый поднимается с зимних ям и берёт нагловато, почти хищно-лихорадочно. В этот период он ещё не ленив: гидротермия (соотношение температуры и глубины) сдвигает обмен веществ в нужное русло русло, а фотопериод растягивает сумеречный час. Для рыболова наступает время решительных экспериментов.

Дыхание реки
Весенний уровень воды часто пляшет: то аэрация бурлит, то лёгкая флювиальная эрозия (размывание берегов) приносит мутную взвесь. Судак в мутняке держится шумных струй, где турбулентность смыкается с тенью. Я бросаю джиг под самую кромку обратки: груз-пуля 18 г, виброхвост насыщенно-сливовый. Пауза две-три секунды — проводка ступенями. Циклоидальная траектория (плавные полудуги падения) заставляет приманку «ышить» в водной толще, и поклёвка читается по кисти, будто кто-то укусил за вену.
Снасть без лишних деталей
Удилище 2,4 м, тест 7–28 г, строй fast-extra fast, чтобы рентгеном просвечивать дно. Шнур 0,12 мм способен резать воду как оголённая струна. Поводок флюоро 0,4 мм — чисто страховка от пилы ракушки и зубов. Стандартную «чебурашку» меняю на in-line bullet: меньше зацепов за коряги и плавная планировка. Крючок offset №4/0: мягкий силикон не сбивается, а пасть судака раскрывается, словно дверца сейфа.
Приманка и проводка
В мае судак реагирует на контраст: кислотный лайм днём, тёмный смородиновый в сумерках. Если вода проясняется — выручает «жара» (огненный с оливой), в мутняке — «машинное масло». Иногда вставляю в силикон пакетик аттрактанта с запахом бич-пирога: смесь сардина+креветка действует на обонятельные рецепторы, залегающие в носовой ямке хищника. Проводку дроблю: три коротких оборота катушки, пауза, лёгкое подрагивание кончиком — будто подбитая рыбка уходит по нисходящей спирали.
Трофеи, местность, этика
Средний майский судак в средней полосе — 1,2–3 кг, но попадаются «двукилограммовики» с горбатыми спинами. На перекатах Подмосковья держу матовую стальную кукан-трубу и отпускаю самок, отяжелённых икрой: будущий нерест ценнее фотографии. Ветер северо-восточный — ищу штилевую выемку, юго-западный — становлюсь у конусов слияния струй: под ними возникает кислородная линза, где судак затаивается перед броском.
Ночная партия
Сумерки — время воблеров-минноу 90-110 мм в суспендере. Два рывка, пауза — воблер висит, словно комар под потолком, и внезапный толчок пробивает руку. Стрела спиннинга сгибается, фрикцион сипит. Судачьи клыки оставляют насечки на лаке воблера, как письмена древних рыбаков.
Тонкости подсечки и вываживания
Крючки острые как жало осы, но судак коротко держит наживку. Подсёк — сразу гашу первый рывок поднятым хлыстом. Уходит в глубину — перенаправляю рыбу полукругом: нас обучал старый ихтиолог, что судорога хвоста снимается диагональным натяжением. Подсачек держу вертикально: вход горловины — тёмная пасть подводной пещеры, рыба заходит туда, не дергаясь.
Бережная финальная стадия
На берегу — мокрый мат. Жаберную крышку приподнимаю пальцем, снимок, и судак уходит восстанавливать осмотический баланс. Майская вода бодрит, и всплеск рыбы звучит как аплодисменты реке.
Прикосновение к зоне тайны
Каждый май, стоя босиком у костра, я чувствую, как течение перешёптывается с ветром на своём гидрографическом диалекте. Судак — его слово-пароль. Тот, кто размотал секрет первых лёгких жаров, возвращается домой не с мешком мяса, а с хрупким знанием: река даёт ровно столько, сколько позволишь себе услышать.

Антон Владимирович