Антон ВладимировичМайский рассвет над Ялтинской бухтой выдаёт сладковатый запах водорослей. С легкой зыбью приходит стая серебристых торпед-»лобанов». Их плавники режут поверхность, словно ножи калмыцкого кузнеца. Кефаль ищет корм вдоль микрогофров песка, а я уже поджидаю на каменном укрытии.
Сезон и повадки
Жаркий июнь поднимает воду до двадцати двух градусов — сигнал кефали к активному крейсерскому ходу. Июль и август дарят пик жора, но фронтальный бриз спасает от кислородного голодания. Сентябрь приносит гроздья малька, и мой главный трофей весит до полутора килограммов. Зимой стая отходит в глубокие ямы, где ведёт вялый образ жизни. Дневная активность совпадает с полуприливом: трёхчасовое окно, когда волна встряхивает донную муку. Кефаль — гурман запахов, реагирует на мельчайший шлейф «мася» — грузинской каши из кукурузной крупы, сыра сулугуни и порции аниса. Гидродинамический слух рыбы улавливает даже шлепок грузила, поэтому бросок выполняю по дуге, позволяя оснастке лечь без всплеска.
Оснастка и приманки
Миниатюрная поплавочная система «болонья» длиной пять метров с кольцами-раннингами, катушка 2500, шнур 0,12 мм, поводок из флуорокарбона 0,10 мм — мой стандарт. Груз-олива 6 г, выше него стопор из силикона, ниже — вертлюжок «тройной rolling». Поводок — метр, крюк №8 с длинным цевьём и микроободком. Из редких терминов упомяну «суфлер» — микрокапля красителя на поводке, усиливающая зрительный раздражитель. В безветрие перехожу на «лифтовую» оснастку: крюк с пенопластовой бусиной, поднимающей наживку на ширину ладони от грунта. Боковой ветер решает судьбу ловли, тогда выручает данный вариант «патерностер»: два поводка в разные горизонты, верхний выступает разведчиком, нижний — якорем вкуса.
Наживки. Червь нереида держится в пенале из ламинарии и пахнет морской карамелью. Изюминка — крошка мидии, подсаженная к червю. Иногда выхожу на пирс с тестом на миндальном молоке: кефаль подбирает его, как турист мармелад на набережной. В мутной воде работает комбинация из несоленого сала, натёртого чесноком — аромат долго висит в придонном слое.
Тактика на акватории
Я иду вдоль волнореза, словно дирижёр вдоль партитур. Шаг — заброс. Десять секунд слежу за поплавком-«иглой»: первое дрожание — кефаль втягивает кашу, второе — уходит в сторону. Рывок — крюк садится в губу-картонку. Фрикцион поёт лигурийскую тараканеллу, шнур разрезает воду, как горец кинжал. На вываживании не форсирую, рыба любит свечи. Беру её в подсак с мягкой сеткой, чтобы не содрать слизь — главный покров от бактерий.
Если шторм поднимает двухметровые бурунчики, перехожу в лагуну у лимана. Там кефаль кружит в окошках спокойной воды. Заброс короткий, но точный: важна геометрия дуги, иначе грузило формирует «воронку» из мути и пугает трофей. Часто ставлю ароматическую кормушку-«кильку» с перфорацией, забиваю «мася». Конвективные струйки запаха рисуют невидимые тропинки, по которым идёт рыба.
При ловле ночью использую жёлтые «хими-сливы» — ампулы с люминофором, креплю к поплавку. Кефаль не пугается мягкого света, а мне видно, как огонёк дрожит, словно строб московского клуба. В два часа ночи стая поднимается практически к поверхности, и тогда помогает чистая мидия на микрокрюке — тишина плюс натуральный вкус.
Консервирование трофея занимает не меньше внимания, чем сама охота. На берегу выпотрошенную рыбу солю «сухим посолом»: смесь морской соли, корки лимона и кориандра. Через два часа филе становится янтарным и упругим — готовый «судак востока», как называли кефаль старые промысловики.
Каждая вылазка учит искать логику в хаосе прибоя. Вода шепчет, ветер подсказывает, песчинка показывает угол течения. Когда прислушиваюсь к этим подсказкам, снасть превращается в продолжение руки, а кефаль — в заслуженный приз за терпение.